Миссионерское просвещение аборигенов Северного Алтая в середине XIX - начале XX вв.

Черлояков И.Г. учитель истории и обществознания Тондошенской ООШ

Миссионерские станы Алтайской духовной миссии кроме храмов структурно включали в себя и школы.

Еще в начале своей миссионерской деятельности отец Василий (Вербицкий – И.Ч.) собирал по окрестным улусам подростков 11-13 лет и обучал их в своем доме грамоте. В 1859 году им была открыта первая миссионерская школа в Калтане, а через два года - вторая – в улусе Кузедеевском.[1] Намного позже образовалась Кебезенская школа. «Собрали мы семь мальчиков, инородческих детей…», -  отмечал в 1867 году иеромонах Дометиан, - [в миссионерском доме], отслужили молебен «перед начатием учения и начали дело обучения их вместе с церковнослужителем Василием Казанским».[2]

В соответствие с установившейся практикой, в школах Алтайской духовной миссии преподавались: грамота, Закон Божий, арифметика, Священная история и церковное пение. Наиболее способные выпускники школ, закончив их, могли продолжать образование в Улалинском миссионерском училище.[3] Иначе говоря, Миссия не только «приобщала инородцев», в том числе и Северного Алтая, к «Христовой вере», опекала затем новокрещенных и заводила для них селения, но и открывала в них свои школы. В которых, наряду с детьми новокрещенных «инородцев», обучались и дети «некрещеных аборигенов». Это, особо подчеркнул в своем отчете Преосвященный Парфений епископ Томский, посетивший в августе 1860 года с. Кебезень.

 Следовательно, к середине 60 - х гг. XIX века в деятельности Алтайской духовной миссии по просвещению аборигенов Северного Алтая наметилось формирование системы образовательных учреждений. Эти учреждения стали частью организационной структуры  станов (отделений), которые, в свою очередь, превратились в системообразующие звенья Миссии в Бийско - Кузнецкой черни.

Как мы видим на первых порах роль учителя брал на себя священник – миссионер, а уже чуть позднее специально выделенный для этого причетник, который, как правило, в отсутствие священника, наблюдал за молитвенными домами. То есть учитель местной миссионерской школы, совмещал основную работу, с несением клиросного послушания или чтеца.[4]

Получалось, что деятельность учителя миссионерской школы являла собой своеобразную форму дальнейшего организационного становления Мисси и развития ее богослужебных учреждений в Северном Алтае.[5] Например, в 1870 г. новокрещенные алтайцы Ынырги на средства Миссии открыли школу в сельском общественном доме и квартиру для учителя.[6]

На рубеже XIX - XX веков в деле просвещения черневых татар произошли определенные изменения. Перевод миссионерских станов в разряд «инородческих» приходов, позволил Миссии освободить часть своих средств и направить их на открытие новых школ. Миссионеры же стали больше времени уделять распространению грамоты среди прихожан и их детей. Школы же, в результате преобразований, стали приобретать все более упорядочный характер: влившись в общую систему православного образования  России, они подразделялись на церковно-приходские и школы грамоты. Согласно узаконенным правилам, первые являлись одноклассными и двуклассными школами с двухлетним и с четырехлетним обучением.[7] Все эти «новшества» не обошли и школы Кузнецкой, Бийской и Прителецкой черни. Словом, миссионерское образование в Северном Алтае к этому времени приобретало системный характер. Кроме ранее открытых одноклассных школ в Кебезени, Ынырге, Макарьевском и Кузедеевском станах,  такого типа школы появились во второй половине XIX в., в Усть-Анзасе (1882 г.), Матуре (1885 г.), Кондоме (1887 г.), Сузопе (1893 г.),  Турочаке (1896 г.), Нанзасе (1898 г.), Узун-Аргинске (1901 г.).  С образованием в дальнейшем здесь благочиний одноклассные школы появились в Пыже (1910г.) и Тлачаке (1912 г.). Все новооткрытые школы были построены на средства Миссии, за исключением Кондомской, открытой компанией «Алтайское золотопромышленное дело».

            Однако в этой «определенной упорядоченности» был и отрицательный момент. Дело в том, что миссионерская школа предполагала, как правило, обучение в ней не только детей православных, но и детей «язычников». Такая школа могла иметь место и среди нехристианского населения «как предтеча миссии».[8] Так, служащий Кондомского миссионерского стана писал в своей записке, что он в 1887 году обучал трех детей «инородцев», из которых двое были детьми некрещеных родителей.[9] Преобразование же во второй половине XIX в., миссионерских школ в церковно-приходские, конечно же, способствовало более высокому уровню преподавания в них, но в то же время оно предусматривало и обучение в них только детей крещеных родителей.

Школы, принадлежащие Миссии, отличались от обычных учебных заведений подобного типа еще и тем, что срок обучения в них увеличивался на год. Объяснялось это несколькими причинами: во-первых, разбросанностью и удаленностью инородческих поселений от школ (что служило причиной плохой посещаемости занятий учащимися); во-вторых, необходимостью уделять много времени изучению русского языка.[10] Вследствие этого, учителю приходилось один и тот же урок повторять дважды: на «местном наречии» и русском языке. Учебный день начинался, как правило, чтением утренних молитв. Первым уроком всегда был Закон Божий.[11] Законоучителем был сам миссионер-священник. Обучение грамоте велось, только, «звуковым методом». В соответствии с учебными планами и программами, на предметы, связанные с религиоведением, отводилось до 46% учебного времени.[12] Кроме Закона Божьего, - это было изучение молитв, Священной истории, объяснение Богословия и краткий катехизис.[13] В процессе обучения использовались учебные пособия, предназначенные для церковно-приходских школ: «Букварь» Тихомирова, «Книга для чтения и практических занятий по русскому языку» Паульсона, «Книга для обучения церковно-славянскому языку» Кайрюкова, «Краткое руководство арифметики и собрание задач для начального преподавания» Егорова и др. Большое значение для преподавания имела и специальная литература для миссионерских школ, издававшаяся в Казани.[14] Еще в 1868 году, благодаря сотрудничеству известного педагога-миссионера Н.И. Ильминского и Макария (Невского), в свет вышел букварь на алтайском языке. Через год – под редакцией профессоров Н.И. Ильминского и А.К. Казембека - «Грамматика алтайского языка», составленная В.И. Вербицким. Выход учебников и пособий на алтайском языке оказал заметное воздействие на постановку и развитие школьного дела в Северном Алтае по «системе Ильминского». Отныне детей новокрещенных алтайцев стали целенаправленно учить в школах чтению и письму по-алтайски, что значительно ускоряло процесс обучения грамоте.    

            Школы Миссии, как уже указывалось выше, «резко разделялись» на школы с преподаванием на русском языке и с преобладанием алтайского языка. Так преподавание в Созоповской школе велось на русском языке, а в Кебезенской – на алтайском.[15] Последние носили более выраженный церковный характер. Это во многом объяснялось ограниченным количеством пособий и книг на алтайском языке: первой книгой учащихся в такой школе был букварь, затем Священная история, часослов, поучительные статьи, Жития святых – и все. «Нецерковной» частью обучения были только счет и письмо.[16] Подобные школы сохраняли характер миссионерских, но в официальной статистике все школы Миссии были обозначены как церковно-приходские и школы грамоты.[17]  Первая школа грамоты в Северном Алтае открылась в улусе Кодийнском (1906 г.), затем Половинском (1909 г.), а так же  в Артыбаше и в Эдербесе (1913 г.), Никольском и Тондошке (1914 г.).

            Если сравнить эти данные с данными конца XIX  века, то можно проследить тенденцию к увеличению школ грамоты. Они образовались недавно и, это говорит о том, что они в первое десятилетие XX века были временной, переходной ступенью.[18]

            Однако служители Алтайской духовной миссии видели недостаток таких школ в «ничтожном [их] значении для просвещения».[19] В своих письмах их учителя сообщали начальнику Миссии «неутешительные сведения о чрезвычайной ограниченности» знаний своих учеников и называли одной из причин - этого отсутствие учебных пособий: «руководства для диктовки», азбуки правописания Тихомирова и т.д.[20]             Понятно, что материальное затруднение школ отрицательно сказывалось на их состоянии. Это неоднократно побуждало Миссию просить Епархиальный совет о помощи. В частности, такое обращение было направлено ею в Томск в июне 1912 года. В нем приведены следующие аргументы: в Созопе учебное здание не имело крыши; в Байголе школа помещалась в неприспособленных для занятий «наемных квартирах» и т.д.[21] Архивные документы свидетельствуют и о том, что в начале XX века были случаи, когда из-за тесноты помещений и нехватки учебных пособий не всех желающих брали в школу.[22]  В Кондомском стане при школе имелся приют для бедных детей из дальних улусов. Школа в улусе Нанзас размещалась в арендованной избе. Семнадцать учеников занимались, сидя за одним столом в тесной, плохо освещенной комнатке. Тут же, в углу, скрежетали каменные жернова ручной мельницы, во время занятий могла внезапно начаться попойка хозяина избы с пришедшими  к нему гостями. Иначе дело обстояло в Усть-Анзасе, где миссионер в новой просторной школе с 10-15 учениками устраивал беседы на религиозные темы, сообщал полезные сведения из журнала «Сельский Вестник» по агрономии и медицине. Часть детей из отдаленных улусов приходилось содержать миссионеру на свои собственные средства.[23]

            В начале XX века Миссией делались опыты передвижных школ. Такие,  эксперименты проводили в некоторых аилах Созопского отделения и в шорских аилах: Кичековском, Каргинском и Чонураковском, но эти школы не привились из-за отсутствия желающих учиться. Многие школы содержались на средства Миссии, не имея особых попечителей. Обучались в них 35 мужчин и шесть женщин.[24]

            Следует заметить, что в данный период вопрос о просвещении «инородцев», в том числе и северных алтайцев, был рассмотрен на государственном уровне. На Всероссийском съезде по народному образованию, проходившем в декабре 1913 года, работала специальная секция по проблемам «инородческой школы». В числе факторов, от которых она «страдала», были названы «обрусительная политика» и ее использование для «ассимиляторского и миссионерского воздействия».[25] Тем не менее, согласно источникам, в начале XX века в семи черневых отделениях значилось 19 353 жителя, из которых 2355 были грамотными (подсчет наш – И.Ч.).[26] 

            Неоднозначную роль в деле миссионерского просвещения «северян» сыграла и Первая мировая война. В этот период в своих отчетах миссионеры отмечали, что «появился жгучий интерес к книге, к знанию, стремление к грамоте удвоилось, чему много способствовали письма с театра военных действий. Как бы ни был жесток враг, как бы ни были гнусны его зверства, но его умственное развитие, его подготовленность к войне невольно возбуждала в наших солдатах чувство сожаления о своей неразвитости и малограмотности». Воины писали своим женам домой: «Отдавайте детей в школы, плохо неграмотному и на войне». Таким образом, миссионерские школы в селениях с русскими людьми  стали переполняться учащимися, что подвигло селян открывать у себя новые школы. Так, была открыта новая школа в селении Сайдыс, куда на помощь учителю – миссионеру был временно командирован о. Пионий. Нередко в это время были случаи, когда жители селений и улусов сами приводили ребят к священнику и просили учить их грамоте. Для этого, они нередко арендовали помещение, приобретали для школы необходимую мебель, учебники, а священнику волей-неволей приходилось заниматься с полусотней ребятишек, хотя школа официально не открывалась и ее содержание никаких средств не отпускалось. Это наблюдалось, к примеру, в Кобыжаке, Еранде,  Гурьяновке и других деревнях. Не отставали от русских в этом плане и «черневые татары». Они посылали ходатайства об открытии у них школ, просили учителей и средств на школьные здания. И если бы было возможно удовлетворить все просьбы о школах, то в 1915 году в «черни» открылись бы десятки новых школ.[27] Теперь не только дети, но даже взрослые шли учиться грамоте. Тайнинский миссионер, к примеру, попробовал удовлетворить их запросы и занялся по праздникам со взрослыми, но не справился с этим делом, поскольку  желающих учиться оказалось много, что было не под силу одному учителю. Исходя из этого, миссионеры  сделали вполне справедливый вывод о том, что для Северного Алтая вопрос о всеобщем обучении стал в 1915 г. жизненным и неотложным. Однако положительно решить его не удалось, ибо в 1915 году открыли школы только в селе Никольском, Кобыжаке, Еранде и Сайдысе.[28]

            Оценивая деятельность Алтайской Духовной миссии по просвещению аборигенов Северного Алтая, следует признать, что она была сложной и неоднозначной. Конечно же, она внесла, особенно в конце своего существования, свой вклад в распространение грамотности в Бийско - Кузнецкой черни. Однако сохранялась некоторая двойственность, как в организации, так и в целях и задачах, которые накладывали определенный отпечаток на миссионерскую школу. С одной стороны миссионерское просвещение должно было способствовать христианизации северян, а с другой распространять светскую грамотность  и воспитывать граждан в рамках официальной идеологии[29]