Распространение Православия в Северном Алтае в XVII – XVIII вв.

Черлояков И.Г. учитель истории и обществознания Тондошенской ООШ

Северный Алтай, в рассматриваемый нами период, являлся одним из важнейших порубежных районов. Особенно в деле включения алтайцев в состав России. Его территория, почти сразу же, стала, осваиваться крестьянами, шедшими вслед за казачьими отрядами. Этому в немалой степени способствовало устройство в среднем течении реки Томи Томского (1604г.) и Кузнецкого (1618г.) острогов.[1] Одновременно с этим, в  Кузнецко - Прителецкую чернь пришло и православие: ведь те, кто приходил из-за Урала на земли «иноверцев», в том числе и Северного Алтая, были носителями христианской культуры. Поэтому и неудивительно, что одновременно с основанием Кузнецка здесь на второй год[2] возвели Спасо-Преображенский собор. Причт собора  «окормлял» кузнецких землепроходцев и духовно просвещал местных язычников, в том числе и Северного Алтая, вошедшего территориально в состав Тобольской губернии, а его «инородцы» попали под «духовную опеку» Тобольской епархии, возглавлявшейся архиепископом Киприаном Старорусенковым.[3] В его планах Кузнецку отводилась весьма важная роль, ибо в XVII веке он, по-праву, стал оплотом Русского государства в предгорьях Алтая и Саян. Именно отсюда предпринимались казачьи походы против кочевников в Абаканскую степь, снаряжались военные экспедиции в Бийскую и Прителецкую чернь для обложения ясаком тамошних «татар». Однако походы П. Дорофеева, И.Пущина, П. Сабанского, Б.Зубова и других атаманов, пользы для дела распространения православия в Северном Алтае и «христианизации» тамошних аборигенов не принесли. Более того, на этом этапе приобщения черневых и кузнецких татар к православию больше имело место «дехристианизация» служилых людей и первых православных поселенцев. Об этом, в известной степени, свидетельствуют жалобы сибирских воевод. «А пашенные люди, - гласит одна из них, посланная в 1623г. по инстанции, - живут не по-христиански: крестов… не носят… сред и пятниц (постные дни для православных – И.Ч.) не почитают, едят (вместе) с некрещеными татари всякую скверну (конину, кровяную колбасу, карын и т.д. – И.Ч.) и… с татарскими… женками живут».[4] Чтобы прекратить подобные «непотребства», местные администраторы предлагали крестить «ясачных людей», особенно, «особ женского полу, коих (естественно, православных – И.Ч.)», на «севере» не хватало. Однако священники, понимая «формализм» данной акции в отношении «татарских женок и девок», в большинстве своем, не шли на такую «христианизацию». И лишь уступая воеводскому «произволу», они осуществляли «крещение татарок», дабы выдать их потом замуж за служилых людей». Подобные крещения, по признанию священников, являлись «не светом для заблудших в язычестве татарских душ», а «орудием ложного обрусения черневых татар». И в этом священнослужители были, безусловно, правы. Потому их жалоб местные власти остерегались и шли на вышеуказанные «нарушения» лишь в исключительных случаях. Так, в 1627 году, в своей отписке в Тобольск кузнецкий воевода сетовал на священника за отказ крестить «ясачных людей» таким способом. [5]

Тем не менее, не смотря на «рвение по не разумению» воевод и причудливые формы «двоеверия» у северян, христианизация последних продолжалась. Об этих фактах из жизни аборигенов Кузнецкой землицы известно то,  что, находясь в опасности и бесполезно призывая своих духов, они нередко обращались за милостью к особо ими почитаемым угодникам Божьим: «Святителю и Чудотворцу Николаю, Пророку Илье и Архистратигу Михаилу, чрез коих и получали видимое избавление от неминуемой гибели».[6] Особенно в этом плане примечательно приключение богатого «татарина Эренчека», из улуса Большой, что в шести верстах от г. Кузнецка. «Однажды ночью,- повествует местное предание, - он возвращался домой из села Ильинского. В пути пришлось переходить реку Томь по льду. Впотьмах Эренчек не заметил как угодил в полынью. Взывая всей душой о помощи к Святому Михаилу Архангелу, он обещал креститься, если получит избавление. И свершилось чудо: его пронесло течением реки подо льдом 80 сажен до другой полыньи здравым и невредимым. Спасенный таким образом от смерти, он не только исполнил свой обет, крестившись с именем Василий, но и в благодарность к «своему Избавителю», построил в честь его часовню на берегу Томи, напротив места своего спасения. Эта часовня несколько раз была сносима водою и снова возобновляема, возле дороги, посредине пути между г. Кузнецком и селом Ильинским».[7]

Ильинское, согласно легендам и воспоминаниям старожилов является старейшим поселением Кузнецка, основанное еще в середине XVII века. Выгодное местоположение села сразу же  предопределило его значение в освоении Кузнецкой земли. Достоинством сего места являлось, крутое левобережье реки Томи с высокой точкой обзора (выбрано на случай набегов кочевников) на фоне массивов вековой тайги, наличие полноводной реки, караванный и водный пути до Томска, а так же близость города. Деревянное здание церкви возвели на возвышенной площадке холма Красный Яр. Это позволяло видеть храм Св. пророка Илии издалека, особенно со стороны селений правобережья реки Томи. 

Военные удачи немногочисленного и плохо вооруженного Кузнецкого гарнизона создавали легенды об особом покровительстве городу со стороны Святого Илии. Так, например, существует предание о том, как енисейские киргизы пытались, напасть на русские деревни, расположенные на левобережье Томи, в том числе и на Красный Яр. И только чудесное заступничество святого, помогло казакам дать киргизам отпор в бою, между селами Бедарево и Красный Яр.  Очевидно, именно об этом  пишет автор «Кузнецкой летописи, - Иван Конюхов, - когда кочевники напали, в очередной раз, на село, его жители обратились за помощью к святому Илье…, который не оставил молящих его о помощи в беде. Молнии святого обратили неприятеля в бегство».[8]

В другом предании, говорится о том, как многочисленная толпа татар под предводительством Кузедея и Ошмара напала на острог Кузнецкий в 9-ю пятницу после Пасхи. Жители припали «с усердной молитвой к Богу о заступлении и получили чудесную помощь через Св. Пророка Илию, который явился на белом коне в виде старца с седой бородой, который стремительно по воздуху двинулся на кочевников. При этом от пророка поднялся огненный столб до самого неба, обративший налетчиков в паническое бегство.  Большинство охотников за наживой погибли в волнах реки Томи».[9]

В память о чудесном освобождении «сего города от хищных набегов кочевников», церковь установила ежегодный молебен в Кузнецке, который проводился при стечении народа, с крестным ходом и иконою Св. Пророка Божия Илии из села Ильинского в г. Кузнецк. Возможно, особое покровительство святого пророка Илии и, как следствие, почитание этого святого селянами привело к тому, что выстроенный храм в Красном Яре и получил такое название. 

Таким образом, христианизация аборигенов Северного Алтая на протяжении XVII века осуществлялась как часть ясачной политики сибирской администрации и в меньшей мере - следствием освоения края русскими людьми.

 Но подобная ситуация коренным образом меняется в XVIII столетии, когда церковь перестала играть равную с государством роль в «симфонии властей». Указ 1701 г., изданный Петром I, лишь констатировал, что отныне не существует проблемы «церковь-государство», а посему в стране все должно быть подчинено «ее пользе».[10] Решенный «прозападным» методом церковный вопрос, породил и миссионерство, как определенную и целенаправленную систему действий по приобщению «инородцев к Православию».           

Примечательной фигурой такого миссионерства в Западной Сибири, и Сибири в целом, стала личность Филофея Лещинского. Он, как известно, родился в Малороссии, в небогатой дворянской семье. Получив образование в Киевской духовной академии, Филофей женился и стал приходским священником. Овдовев, он принял монашеский постриг. Когда в 1700г., по приказу Петра I Киевский митрополит стал искать среди монашествующих «умного и благочестивого человека для проповеди Евангелия сибирским инородцам, выбор пал на Филофея.[11] В 1702г. он был рукоположен в сан митрополита Сибирского и Тобольского. Получив поручение «стараться» о распространении христианства между язычниками Сибири, он ревностно отнёсся к нему. В 1705г., митрополит отправил группу миссионеров во главе с архимандритом Мартинианом на Камчатку, где была устроена Успенская пустынь. В 1707г., для улучшения управления обширнейшей епархией  и  усиления  миссионерской деятельности,  в г. Иркутске было учреждено  викариатство (Тобольской епархии). В его ведение перешли тогда миссионерские монастыри Восточной Сибири: Нерчинский Успенский и Посольский Преображенский. В 1709г., в связи с тяжелой болезнью, Филофей «удалился на покой» в основанный им же Тюменский Троицкий монастырь. Его место на «митрополичьем столе»  занял с 1711г. Иоанн Максимович, но был он на этом посту недолго. После его смерти в 1715г., Филофей вновь вернулся на прежнее место. Даже находясь в монастыре, он не прекращал миссионерской деятельности. При содействии воеводы князя Гагарина, «сей инок» с несколькими священниками не раз ходил вниз по Иртышу к остякам. Во время своего второго миссионерского похода к ним, совершённого в 1713г., он окрестил 3500 «идолослужителей».  И такие «рейды» Филофей совершал вплоть до самой своей смерти в 1727г. С целью «Евангельской проповеди», он был в Обдорске (ныне Салехард), Иркутске, на берегах Байкала, плавал по Ангаре, Тунгуске и другим рекам. Всего им было крещено, как утверждает православная литература, около 40 тыс. инородцев, построено для них 37 церквей.[12] Согласно данным, приводимым Е.Поселянином, за 21 год руководства Тобольской епархией митрополитом Филофеем было построено 288 церквей.[13] По его инициативе была отправлена и группа миссионеров в Китай, которая начала там свою работу в 1715г.

При содействии или непосредственном участии Ф.Лещинского были крещены и хакасы. Так, в 1719г. в Канский острог им был послан священник Алексей Афанасьев, который окрестил здесь 400 чел. и построил церковь. Вот как описывает картину крещения инородцев на р. Кия, И.Е.Фишер: «Церемония происходила зимой. В реке вырубалась большая прорубь, кандидаты [на крещении] стояли по пояс в воде, а поп брал их за голову и трижды окунал в воду. После этого им навешивался крест, за который они ... платили, смотря по металлу».[14]

В связи с приобщением «инородцев» к «Христовой вере», небезынтересен вопрос и о складывании в государстве системы поощрения новокрещенных «иноверцев». В XVIII в. издается несколько царских указов о наделении их льготами и привилегиями. Так, по указу 1720г. для них устанавливались льготы «во всяких государственных сборах и изделиях на три года». Позже последовало решение об освобождении новокрещенных от рекрутской службы.[15]

Деятельность Ф.Лещинского примечательна ещё и тем, что, в светском понимании он был первым сибирским просветителем. Как известно, в соответствии с указом Петра I, Тобольский митрополичий двор в 1702-1703гг. открыл первую в Сибири школу. Сначала в ней обучали только детей духовенства. Но со временем, в нее стали принимать и детей крещеных инородцев.[16]

Распространению православия в Северном Алтае способствовало, дальнейшее освоение края русскими людьми. Низовья рек Бии и Катуни издавна привлекали Русское государство своим богатством и своим стратегическим местоположением. В 1709 году,    Петр I повелел, построить здесь Бикатунскую крепость, но через год она была сожжена кочевниками, не желавшими уступать кому-либо этот важный и выгодный во всех отношениях стратегический плацдарм. И только, спустя восемь лет ее восстановили, но уже значительно выше от первоначального места, на берегу Бии, а потому и была названа «Бийской».[17]

Однако строились на «выгодных» местах не только крепости, но и села. Одно из них «родилось» в 1726 году в Кузенской волости. Своим появлением, Тондошка, обязано, «стараниям» двух православных (по другим сведениям старообрядческим – И.Ч.) монахов. На их просьбы о поселении на «сем месте» кузены якобы, гостеприимно дали  добро. Получив от них согласие, монахи «с усердием» взялись за дело: крестили «инородцев» и строились на горе Салоп. Там  ими были поставлены часовня и полуземлянки. Возможно в своих молитвах они, также обращались к особо почитаемому в Кузнецко - Бийской черни Святому пророку Илье, к чему приобщали и своих «инородческих соседей».[18] Но о населенных пунктах, возникших в Кузнецко - Бийской черни, и православных храмах в них свидетельствуют не только легенды и местные предания, но и документальные источники. Один из них, в частности, реестр ученого и путешественника С.П. Крашенникова донес до нас сведения о деревянной церкви в селе Ильинском. Датируется данный реестр 1734г. О наличие деревянной церкви в с. Ильинском свидетельствуют и документы Тобольской духовной консистории за 1744г. В них говорится  о существовании самостоятельного Ильинского прихода с 6-ю часовнями в окрестных деревнях Бедаревой, Недорезовой, Красулиной и других.[19]  

Новый подъём миссионерской деятельности в Северном Алтае и Сибири в целом, связан с именем Сильвестра Гловатского, управлявший Тобольской епархией с 1749 по 1755г. Именно в его бытность, как свидетельствует источник, осенью 1749 года закончилось сооружение[20] Петропавловской церкви в Бийске. Однако ее освящение, затянулось до весны  следующего года по причине «задержания» церковной утвари. Столь долго ожидаемое торжество свершилось 23 апреля 1750 года, в канун празднования Святой Пасхи. Бийская церковь, возведенная руками казаков, драгун и солдат, имела одну весьма существенную особенность: большинство ее икон принадлежало кисти талантливого художника, иконописца-самоучки, солдата гарнизонной роты Енисейского пехотного полка Петра Березкина. Над их созданием он трудился целых два года и получил за свой труд 10 рублей, которые в тот же день иконописец пожертвовал храму. Кроме того, Березкин вместе с казаком Тимофеем Хабаровым украсили затейливой резьбой деревянные оклады икон и алтарные врата. Внешний облик Петропавловской церкви, к сожалению, точно пока не установлен, хотя на планах Бийской крепости 1748 и 1750 гг. она изображена в центральной его части.[21]

Первым священнослужителем этого гарнизонного храма стал молодой священник Андрей Андронников, присланный в крепость Барнаульским духовным десятоначалием в 1749 году. С этого времени, и  на протяжении -  без малого - двадцати лет он был бессменным пастырем прихожан города и окрестных сел. В 1750г. у Андронникова появились помощники. Это были выбранные прихожанами церковный староста - отставной казак Трошков и причетники - крестьяне Орлякин и Ломшаков. Традиционно церковным старостой выбирали «беспорочного, уважаемого всеми человека и обязательно умеющего считать и писать». Однако прихожане решили, что этой чести достоин лишь... «неграмотный Трошков». Донося в Барнаул о воле прихожан, Андронников писал, что староста был выбран единогласно, а других кандидатур не оказалось «за теми резонами, что сей казак по высмотру, общему разумением, трезвостью и кротостью единственно [на данную должность] угоден».[22] 

В 1754 году, докладывая в Тобольск, протопоп[23] Симеон Мефодиев приложил подробный список крестившихся в гарнизонной церкви, всего 47 человек. У каждого из них, сообщает протопоп, были «восприемники» - из числа служилых казаков Бийской крепости.[24] Наличие среди «крестных отцов» значительного числа служилых людей дает основание полагать, что не специально назначенные миссионеры, а священники крепостей и укрепленных форпостов казачьих линий играли  ведущую роль в деле распространения христианства среди населения Алтая в этот период.

            Возросшее  в середине XVIII века вольно-народное освоение просторов Алтая заметно усиливает распространение здесь православия. Так, в донесении (от 12 июня 1757 года), посланного представителем кузнецкого духовенства, протопопом Симеоном Шелковниковым говорится о крещении в районе Телецкого озера 82 черневых татар, самому младшему из которых был один год, а самому старшему – 74 года. По церковной традиции все крестившиеся получали второе (по святцам – И.Ч.) имена. Наиболее распространенными именами у женщин были Марфа и Анна, а у мужчин – Петр и Иван.[25]

            Наибольший размах, судя по имеющимся у нас сведениям, крещение приняло в 1758 году. В этом году только протопопом Василием Русановым (Русиновым?) и архимандритом Михаилом было окрещено 775 бывших подданных «Зенгорской землицы», в том числе алтайцев - около ста человек. Из них 16 человек (четыре семьи) было окрещено в Бийской крепости. Тогда  крестились, как правило, целыми семьями. Все алтайцы, свидетельствует источник, были обучены при крещении «кратким молитвам» и все они «за принятие святого крещения были пожалованы трехлетней льготой и вознаграждением». Основная масса крестившихся относилась, как явствует из списка, к беднейшей части алтайцев. Из 77 крестившихся в нем значится 11 вдов.[26] И здесь, мы считаем уместным, напомнить критикам Алтайской Духовной миссии, начавшей свою деятельность в Горном - Алтае, что не она была первопроходцем в деле приобщения первыми к «вере Христовой» больных, сирот, вдов и «увечных». Эта практика, как видно из приведенных выше документов, бытовала на Алтае еще почти за 80 лет до ее появления.

С течением времени Бийск, и его Петропавловская церковь росли и расширялись. Это наглядно подтверждает и все возраставшая численность прихода. Так, в 1766 году в ней значилось 3814 душ обоего пола. Кроме солдат и казаков местного гарнизона, гражданского населения крепости в Петропавловский приход входили жители 14 окрестных деревень: Фоминской, Малоугреневой, Шубинской, Комаровой, Соколовой, Старой Чемровки и других.[27] 

Однако поступательные шаги православной церкви по приобщению местных инородцев к «вере Христовой» натолкнулось на противодействия магометан, особенно в Барабинской степи и Оренбургском крае. Против них решительно и довольно «круто» выступил, глава Тобольской епархии Сильвестр Гловатский. Его действия породили  жалобу барабинских татар в Сенат. Там, к сожалению, «прислушались» к ней и перевели его в Суздаль. Однако в дальнейшем церковь признала, правда, с запозданием, что эта «уступка» магометанам отрицательно сказалась на развитии миссионерского дела в Сибири: оно постепенно стало «затухать». И оно, надо полагать, заглохло бы окончательно, если бы не деятельность нового главы Тобольской епархии - Павла Конюшевича, - положившего  все свои силы на «алтарь возрождения миссионерства». В течение десяти лет (с 1758 по 1768г.) он упорно выступал против «целенаправленного ослабления церкви», в частности, против секуляризации монастырских имений, которая проводилась в соответствии с указом Екатерины II.  Митрополит справедливо полагал, что это наносит непоправимый ущерб миссионерству. Подобные его выступления и действия, естественно, были «не ко двору». Этим он и «возбудил против себя многих», если не сказать «всеобщее недовольство», выразившееся в 30 жалобах, поступивших в Сенат и Синод и обвинявших митрополита в «жестокости» по отношению к подчинённому клиру. При их разбирательстве, Петербург принял во внимание и неоднократные «извещения» губернских властей о непорядках в епархии в деле просвещения инородцев», которых зачастую крестили насильно, о «жестокости» митрополита к раскольникам, которая привела к нескольким случаям их «самосожжений». В результате всего этого, митрополит «был уволен на покой» в Киево-Печерскую лавру, где и умер в 1770г.[28] После «удаления» П. Конюшевича из епархии, она была «наказана»: отныне ее архипастыри перестали удостаиваться титула «митрополита». 5 октября 1768г. архимандрит Новоторжского Борисоглебского монастыря, Тверской епархии Варлаам был «наделён» саном епископа Тобольского и Сибирского и поставлен во главе Тобольской епархии, которую он будет возглавлять 32 года.[29] Чтобы не дать угаснуть миссионерскому делу, Сенат вводит в 1764 году (по предложению Синода) должности «специальных проповедников» с постоянным денежным довольствием, «дабы, лица, их занимающие», вели работу по «обращению иноверцев в Православную христианскую веру «и последующему утверждению новообращенных в ней». Две таких должности были «даны» и Тобольской епархии. Эти должности заняли священники из числа местного духовенства, для занятия миссионерской деятельностью с 1765 по 1789 года. Однако в 1789 году, специальным постановлением Синода деятельность этих миссионеров была приостановлена. Причиной тому послужили «разнесшиеся между иноверцами слухи о предстоящем их насильственном крещении». Желая «успокоить инородцев», правительство прекратило в 1799 году деятельность всех миссионеров. Дело в том, что миссионерская работа Синоду и правительству, показалась «недостаточной». Поскольку число «иноверцев, пришедших в лоно веры Христовой, было «ничтожным». К примеру, общая численность алтайцев, принявших крещение во 2-ой половине XVIII столетия, составила не более 500 человек. К тому же, значительная часть новокрещенных, не чувствуя над собой постоянной «духовной» опеки со стороны миссионеров, постепенно «отпадали» от христианства и вновь возвращались к шаманизму.[30] Исключение в этом составили лишь немногие «крещеные» семьи, осевшие на жительство в крестьянских селениях Березовке, Майме, Тарханском и Улале. Однако, несмотря на столь «неудачный опыт», тем не менее, к началу XIX в. просторы Северного Алтая наполнились очагами Православия.

Итак, следует подчеркнуть, что в деле распространения здесь православия, можно выделить два основных направления: приходское и миссионерское. И, надо, сказать, ни то, ни другое направление никоим образом не противоречили друг другу, а лишь дополняли. Если в XVII веке, в Сибири доминировала, «приходская» христианизация, т.е. благодаря деятельности переселенческих приходов, то  в XVIII веке  она активизируется деятельностью миссионеров. «Однако к концу столетия, в силу субъективных причин, миссионерское начало в деле «духовного просвещения инородцев» сходит почти на нет. Особенно это было характерно для таких «иноверческих регионов» как Алтай, где в отсутствие системы государственного религиозного просвещения, работу в этом направлении начинает вести православное население Русского государства: казаки, солдаты, «торговые и промышленные люди» и в меньшей мере (из-за своей малочисленности – И.Ч.) представители православного клира. Основными проповедниками «веры Христовой» в Сибири, в частности, в Северном Алтае, были, как уже, упоминалось выше, крестьяне, шедшие на новые места, в том числе и на Алтай, сразу же за казачьими отрядами и даже вместе с ними.

Говоря о вышеназванных направлениях приобщения «иноверцев к Христовой вере», необходимо обратить внимание на то, что у каждого из них были как положительные, так и негативные моменты. Так, для «приходской христианизации иноверцев» определяющим моментом, по свидетельству исследователей являлся «фактор времени», результатом которого были «качественные показатели» (знание Символа веры, регулярное посещение службы, частые исповедь и Причастие, «творение молитвы и добра»), глубоко укоренявшиеся в сознании людей. Хотя эти показатели, по общему признанию историков, формировались постепенно, а главное в течение длительного периода времени и даже не периода, а скорее, в результате постоянного и упорного труда православных служителей на «ниве Христовой».

В христианском же понимании, деятельность Церкви не может быть не миссионерской. Само существование ее в мире, уже есть «Миссия», уже свидетельство о «воскресшем Христе, Сыне Божьем». Возможно поэтому ее миссионерская деятельность долгое время, до XVIII века -  специально не выделялась и не оформлялась в виде, каких - либо учреждений. Миссионерская деятельность Русской Православной церкви, в Кузнецко – Бийской черни была, безусловно, приходской, но ее результаты, увы, не устраивали представителей политической власти. И хотя миссионерская христианизация носила целенаправленный и системный характер, она, тем не менее, слабо финансировалась государством, и притом, что в этом направлении идеология играла далеко не последнюю роль.  Кстати, миссионерская деятельность в официальном ее понимании являло собой не что иное, как включение «иноверцев» вновь присоединенных к государству территорий, в лоно доминирующего в государстве национально-культурного мировоззрения. 

XVIII век в этом плане стал поворотным моментом в отношениях Русской Православной церкви и государственной власти России. До этого, как известно, т.е. в XVI и XVII веках, отношения между Церковью и государством не всегда были нормальными: светская власть довольно часто вмешивалась в церковные дела. Но, несмотря на эти «издержки»,  Церковь в жизни государства занимала исключительное место. Ни одному правителю и в голову не приходило, что Церковь можно не признавать или отвергать. Однако все изменилось в ее положении с воцарением Петра. Новый государь был убежден, что все в стране, в том числе и Церковь, должны быть подчинены государству и служить «его пользе». Руководствуясь этим, он и повел, начиная с 20-х годов XVIII века, государственные дела так, что церковь утратила свою самостоятельность и стала составной частью политической системы самодержавия. Это дало основание исследователям утверждать, что происшедшие в начале XVIII века, перемены, в деятельности церкви являлись следствием перемен в политической жизни страны.[31] Эти перемены охватили все уголки, в том числе и Сибири, православное духовенство которой тоже вынуждено было жить и работать по указке царской администрации.